Артемий Троицкий: «Охотники – это серийные убийцы»

Сегодня каждый человек, не равнодушный к проблеме сохранения экологии и жизни животных, мало-мальски стал понимать, что одними постами в соцсетях с ужасающими картинками уже не обойтись. И надо перейти к более решительным действиям. О них и рассказал в интервью журналу Vegetarian Артемий Троицкий. Почему рок-журналист и музыкальный критик имеет право говорить об этом? Наверное, дело в его опыте.

Ваш послужной список из природоохранных организаций, в которых состоите, весомый. А как вы влились в их ряды и чем сейчас в них занимаетесь?

Произошло это еще в 1988 года с подачи моих иностранных знакомых, которые уже работали с этой организацией, а российского Greenpeace еще не существовало. Они были уже тогда ярко-зелеными, и меня на это дело подсадили, убедив в том, что проблема сохранения экологии очень важная. Поэтому я до сих пор сотрудничаю с Greenpeace, которые полтора года назад предложили мне стать членом правления. Вот недавно обсуждали планы на 2013 год, и надо сказать, что основное направление у организации сместилось в сторону Арктика, куда брошена большая часть сил на спасение ее от алчных нефтегазовых компаний. Затем по важности идут сохранение лесов от пожаров и утилизация мусора, и только в конце плетется защиты животных. Почему Арктика? Потому что Россия решила агрессивно наехать на девственную арктическую природу. Жизнь заставила расставить такие приоритеты. Но раньше у Greenpeace было много разных программ по спасению животных, вроде амурского тигра и байкальской живности. С другой крупной организацией – WWF (Всемирный фонд дикой природы) мне тоже когда-то приходилось сотрудничать, но это более гламурная организация, с методами которой я не до конца согласен.

А чем вам противоречат их методы?

Просто WWF хочет со всеми дружить, а это невозможно, потому что надо идти на слишком много компромиссов и прогибов. И заигрывание с властями и с корпорациями мне не очень симпатично.

Есть еще такая организация – IFAW. С ними у меня была одна милая акция, от которой остались самые сентиментальные воспоминания. Есть такой приют для медвежат-сирот в Тверской области в селе Бубоницы, который содержит знаменитый биолог Валентин Пажитнов. В этих краях находятся обширные охотничьи угодья и заповедники, где начальство занимается бандитским отстрелом животных. Им лишь бы из автомата завалить зверя, а то что это может оказаться кормящая медведица, на это им наплевать. Охота как раз происходит весной – именно в то время, когда одномесячные детеныши будут обречены на смерть без материнского молока. Но к счастью, там имеются совестливые егеря, которые привозят этих малюток в приют. Туда-то я как раз и приехал со своей дочерью Александрой, которой было в то время около 8-9 лет. Мы там провели потрясающие дни в компании медвежат: кормили их, носили на руках, играли с ними. Однажды я нес в рюкзаке сразу двух мишек, и вот все это время они у меня копошились за спиной, царапали ее когтями и тихонько рычали – все было изумительно.

А куда затем отправляют этих детенышей?

Понимаете, там создана целая научная станция, куда приезжает много иностранных биологов и орнитологов. Первые несколько месяцев детенышей держат дома, пока они еще маленькие, затем их буквально переносят на руках в открытые вольеры, где вволю могут бегать и лазать по деревьям. А по углам возвышаются вертикальные вышки, с которых ученые в бинокль наблюдают за поведением животных. Когда они становятся уже годовалыми, их отправляют туда, где живут их сородичи, то есть в лес и где их могут подстрелить, к сожалению.

Получается какой-то замкнутый круг…

Охотники – это серийные убийцы в чистом виде. Не может человек со здоровой психикой получать удовольствие от намеренного убийства беззащитного животного. Думаю, что это дурная наследственность, душевные травмы в детстве и какие-то другие внутренние комплексы. Иначе бы они не вымещали бы собственную неполноценность на своей жертве. Мне даже моль или комаров жалко, когда их убиваю у себя дома, при том что это всего лишь маленькие букашки. Увидев дело своих рук, любой нормальный человек испытает чувство ужаса, отвращения и раскаяние, при этом он скорее всего даст себе обещание никогда больше не убивать. Но происходит это далеко не со всеми. Когда я узнаю, что человек охотник, я боюсь что не смогу к нему относится так как прежде.

А бывали такие случаи?

Например, я недавно вернулся из Иркутска, где довелось пообщаться с местными ребятами в сибирской манере. И вот на каком-то витке разговора милейший господин (медик по образованию) говорит: «Давай, в следующий раз приезжай ко мне в гости, походим с тобой по тайге, хорошенько постреляем!» «Как это – постреляем?» – опешил я в ту минуту. «Ну, я охотник, могу трое суток идти по снегу и выслеживать зверя». Разговор после этого, как вы понимаете, больше не клеился. Конечно, завалить огромного мохнатого медведя, который больше стрелка в два раза – это геройство, а с другой стороны такая охота все же преступление без особого цинизма. Потому что если он идет по тайге, а ему на встречу медведь, то в общем-то происходит схватка и еще не известно кто кого. Скорее всего победит человек с ружьем, но по крайней мере тут есть риск и первобытный азарт. А когда наша элита с вертолета отстреливают живность из пулеметов – это уже массовое убийство и всех этих «смельчаков» надо изолировать с последующим лечением. У таких людей просто атрофировано чувство жалости, чувство живого и мертвого.

Есть люди, которые все-таки охотниками не становятся, а рождаются. К ним вы тоже испытываете негативное отношение?

Это совершенно другая история. У меня нет моральных претензий к людям вроде Дерсу Узала, живущие общинами в таежных деревнях и которые непосредственно включены в экосистему. Я только сочувствую им, потому что они живут по принципу первобытных людей: или ты зверя, или зверь тебя. Этим они занимаются из поколения в поколение и не знают другого способа себя прокормить, кроме как стрелять в зверей ради мяса и шкур.

Производители часто обвиняют защитников животных, что те, мол, бьют не по первому звену – законодательству и звероводческим/охотничьим хозяйствам, а по последнему звену в этой цепи – по производителям и по людям, покупающим изделия из натурального меха? При этом аргументируя это тем, что у них нет звероферм и они никого не убивают, а лишь приобретают сырье.

Сдается мне, что это не только лукавство с их стороны, но и гнусное перевирание. У всех природоохранных организаций имеются свои агенты влияния в правительстве и парламенте, которые занимаются лоббированием всевозможных законов об охоте или об охране окружающей среды. С подобным положением я столкнулся во время кампании по защите бельков в Белом море. С одной стороны – там шли мощные гражданские акции, в которой я участвовал непосредственно на месте с певицами Аленой Свиридовой, Лаймой Вайкуле и футбольным комментатором Виктором Гусевым, косвенно нас поддерживал Андрей Макаревич из Москвы. А с другой стороны –всякие московские активисты, обладающие правильными контактами, тоже напирали. И что любопытно, это был вовсе не русский, а норвежский бизнес, принадлежащий компании GC Rieber Skinn. После того, как в Норвегии усилиями местных активистов этот промысел запретили, они двинулись в менее цивилизованную по их мнению Россию и довольно быстро разобрались в наших методах.

А каким образом они сумели наладить это дело у нас в России?

Они сначала дали взятки местным начальникам, а затем наняли каких-то местных деклассированных элементов: бичей, алкоголиков, наркоманов, которые за деньги могут и мать родную убить. А после началось истребление детенышей гренландского тюленя. Симпатичных животных забивают в возрасте от двух недель до месяца, а рядом с ними находится мама, которая уже никому не нужна, потому что ее мех плохой. У нее на глазах бравые мужички с металлическими баграми метко бьют по голове детеныша, при этом стараясь попасть в глаз или нос, чтобы шкурка не пострадала. Все делается вручную. Поверьте, это жуткая вещь, которую нельзя показывать людям с нормальным восприятием. Тем не менее, находятся такие люди, готовые это делать и люди, готовые за это платить.

Все продолжалось в течении многих лет, и лишь после нашей акции истребление бельков было поставлено вне закона. При этом нам всячески мешали подкупленные люди, которые говорили: «Вот вы приехали из Москвы, эдакие гламурные люди, а нам, поморам, есть нечего будет, десятки тысяч жителей за счет этого только и кормится! Руки прочь от нашего традиционного древнего промысла!» Все это на деле оказалось ложью! Традиционный промысел – это как раз охота на больших тюленей с целью получения мяса и жира, а маленьких никто никогда не трогал, потому что их нежный мех никому не был нужен. Забой бельков начался лишь в конце 1950-х годов. Точно также, говорить о том, что половина населения Поморья живет охотой на белков тоже враки, потому что наживаются на этом в основном норвежцы, а массово в бизнесе задействовано не более двухсот человек.

На самом деле ведется работа и с правительством, и с законодателями, а не только с меховыми модницами. С другой стороны – спрос рождает предложение и говорить что, мы (производители и продавцы) здесь вообще не при чем – передергивание фактов.

Многие люди понимают, что, дескать, убивать животных плохо, искренне их жалеют, но при это приводят довод «Так ведь холодно!». Они тоже лукавят и в чем?

Это все ерунда – сейчас научились шить куртки на теплом подкладке, которые гораздо теплее и легче меха, при этом не промокают и защищают от ветра и холода. А подлинные мотивы покупки шуб – это секс и престиж, потому что самое омерзительное ношение мехов я наблюдаю не в России или Северной Америке, а в южных странах – Франции и Италии, где вообще не холодно. Представьте такую картину: иду я по Ницце или Каннам, где часто бываю по работе, а на встречу мне попадаются расфуфыренные дамы бальзаковского возраст, фланирующие при плюсовой температуре в шикарных меховых манто, которыми удачно подметают пыльные тротуары этих курортных городков. Все они наверное считают себя в этом виде утонченными и привлекательными, но это совсем не так. Есть просто страны просвещенные, с более гуманным отношением в животным, а есть жлобские. Да и самые известные центры меховой промышленности - Греция и Турция находятся отнюдь не за полярным кругом.

В конце 2012 года вы учувствовали в широкой социальной рекламе «Животные – не одежда!», где с билбордов вы высказывались против ношения одежды из кожи и меха. А какие вы еще видите меры, чтобы победить это ханжество в обществе?

На самом деле это двуединая задача. Первая должна все-таки носить просветительский характер, и на рациональном и на эмоциональном уровнях внушать людям, что такое хорошо, а что такое плохо. И в этом смысле, будет эффективна помощь тех личностей, которых народ знает: то есть это поп-звезда, красивый актер, знаменитый спортсмен. Это более эффективно, чем какой-то правильный ученый-зоолог, поэтому я считаю что публичные люди должны проявлять большую активность. А вторая задача – это надо заниматься совместным точечным лоббированием законов и подзаконных актов. Это может быть похоже на то, что делает Женя Чирикова в защиту Химкинского леса. Но если говорить о мехах – то лучше всего работать непосредственно с населением.

Вы как участники акций вообще чувствуете диалог с властью в вопросах защиты и сохранения животных или природоохранной деятельности?

Безусловно. Например, когда мы с Greenpeace занимались Байкалом, то местных жителей не надо было уговаривать встать на его защиту. Они сами прекрасно понимали, что Байкал – это уникальное мировое явление, которое находится в сейсмической зоне, и стоит только произойти одному заметному землетрясению, как вся нефть потечет в озеро. 70% мирового запаса пресной воды будет тут же уничтожено. Агитировать надо было правительство президента, чтобы они усмирили алчность бизнесменов и нефтяников, которым было все равно, что будет после них. На удивление, наша работа имела результаты – нефтяную трубу отодвинули на 400 км от Байкала, хотя первоначально она должна была пройти прямо по озеру. Слава Богу, что в области экологии имеются реальные результаты, в отличие от политической активности, которая у нас сейчас упирается в глухую стенку, поскольку у нас нет диалога между оппозицией и властью, и стало еще хуже.

В 2010 году в Санкт-Петербурге проводился международный тигриный саммит, куда съехались много знаменитостей, готовых пожертвовать миллионы долларов на спасение полосатых. На ваш взгляд, подобные масштабные мероприятия имеют реальные результаты или это только осваивание денег и шумиха о том, что государство уделяет внимание спасению животных?

Эти результаты бывают, но проблема с амурским тигром до сих пор окончательно не решена, там еще надо проводить серьезную работу, их поголовье пока очень небольшое. По крайней мере, процесс их сокращения удалось остановить. Тиграм вообще везет, также как и китайским пандам, потому что это харизматические животные – красивые, милые и симпатичные, их всем хочется защищать. Но имеются менее sexy-животные, с которыми красивого плаката не сделаешь, на трибуну не водрузишь и президенту не подаришь. Их надо тоже защищать.

А что вы думаете об эффективности и пользе таких акций нашего президента, как его полет со стерхами или посещение тайги с целью одеть на тигрицу ошейник с GPS в Уссурийском заповеднике?

Все это, уверен, помогает. Хотя наш народ с большой иронией воспринял все эти благородные порывы главы государства. Лучше бы они иронизировали по другим поводам, потому что Путин, как и все наши представители власти, дают гораздо более серьезные основания для того, что бы над ними смеялись и критиковали. Может быть этот полет был единственным трогательным поступком нашего президента. Я мало что одобряю в его деятельность, но забота о представителях дикой природы – это единственное хорошее, что он пока сделал за свою карьеру. К тому же многие люди впервые узнали, что существуют такие журавли как стерхи и что они находятся под угрозой уничтожения.

И на последок, какие слова или действия больше всего убедительны в акциях, в которых вы учувствуете? Что нужно говорить или делать, чтобы был результат?

Когда мы ездили зимой на Байкал, как уже говорил, там был пикет местных активистов напротив здания областной администрации. Их насчитывалось около двухсот человек, среди которых были русские, буряты, усть-ордынцы, которые держали в руках плакаты «Руки прочь от Байкала», «Долой трубу» и т.д. На улице – 30 °C и сильный ветер. И вот к подходят люди из числа прохожих, узнают меня, говорят что видели по телевизору и тут же добавляют: «А зачем вы приехали? Это же все равно бесполезно. В вашей гнусной Москве все уже решили, нас давно продали. Только зря стоите и мерзнете». На что я им ответил: «Ребята, шанс есть, главное проявлять активность и победа будет за нами». Оказалось, я был прав, а не местные, грустные и полуопущенные люди, разочаровавшиеся в справедливости. Мой совет: надо верить и действовать, и тогда у вас все получится!

Я не являюсь вегетарианцем, потому что мне не хватает силы воли и организованности, может быть правильного образа жизни. Поскольку я постоянно в разъездах, особенно по Сибири и Дальнему Северу, очень сложно держать себя в вегетарианских рамках. Единственное – красное мясо я полностью исключил из своего рациона, ем только птицу и рыбу. А сын Ваня – вообще стихийный вегетарианец, который категорически с раннего детства никогда не ел мяса. Вот не хочет и все! И естественно, мы не употребляем полуфабрикаты близкие к тошноте – колбасы и сосиски.