Слово «спешиесизм» пришло мне на ум около 35 лет тому назад, когда я лежал в ванной в своем доме в Оксфорде. Это понятие виделось мне чем-то схожим с расизмом или сексизмом — предрассудком, основанным на морально несущественных различиях. Со времен Дарвина мы знаем, что человек — это тоже животное, эволюционно родственное всем остальным животным; как тогда можем мы обосновать почти полное подавление нами всех остальных видов? Все животные способны чувствовать боль. Животные кричат и корчатся от боли точно так же как мы; их нервные системы организованы схожим образом и содержат те же биохимические компоненты, которые, как мы знаем, отвечают за болевые ощущения у человека. 
Тогда предмет нашего беспокойства относительно боли и страданий других должен включать в себя абсолютно всех вне зависимости от пола, расы, религии, национальности, биологического вида. Действительно, если инопланетяне, прибывшие к нам из открытого космоса, окажутся способными испытывать боль, если будут изобретены машины, способные ее испытывать, мы должны будем расширить наше поле морали, чтобы включить их в него. Способность чувствовать боль — единственная убедительная основа для приписывания прав другим существам. Предлагалось также использовать много других качеств (например, «естественную ценность»). Но ценность не может существовать при отсутствии сознания или хотя бы потенциального сознания. Следовательно, у камней, рек и домов нет интересов и нет прав. Это, конечно, не значит, что они не представляют для нас никакой ценности, все это необходимо для жизни и без всего этого мы бы страдали.
На протяжении столетий предлагалось еще много других моральных принципов: справедливость, свобода, равенство, братство, например. Но все эти идеи — лишь шаги к абсолютному благу, которое есть счастье. Счастье же достигается при наличии свободы от всех форм боли и страдания (слова «боль» и «страдание» здесь взаимозаменяемы). Действительно, если хорошенько подумать над этим, то обнаружится, что все эти вещи считаются важными лишь потому, что люди верят — они необходимы для избавления от страданий. Да, на самом же деле они довольно часто действуют именно так. Но не всегда. Почему делается акцент на боли и страдании, а не на удовольствии и радости? Один ответ заключается в том, что боль сильнее любого удовольствия. Вы скорее будете избегать часа боли, чем постараетесь получить час удовольствия, не так ли? Боль есть единственное настоящее зло. Но как же тогда быть с мазохистами? Им боль, видимо, приносит больше удовольствия, чем страдания.
Один из важных моментов такого подхода заключается в том, что мы должны концентрироваться на испытывающих страдание индивидах, а не на расах, нациях или целых видах. По этой причине нельзя объединять боль нескольких индивидов, как это делают сторонники утилитаризма и других моральных теорий. Одна из проблем утилитаризма, например, в том, что участники коллективного изнасилования могут быть оправданы, если сумма их удовольствия превышает боль жертвы. Но сознание всегда индивидуально и такое представить себе невозможно. Моя боль, следовательно, и боль других — это вещи раздельные. Их нельзя складывать, вычитать друг из друга. Это отдельные миры. Без непосредственного ощущения боли или удовольствия их просто не существует для нас. Поэтому гораздо хуже, говорю я вам, одному человеку причинить 100 единиц боли, чем причинить по одной единице боли миллиону человек. Мы должны быть обеспокоены в первую очередь болью индивида — не важно, человек ли это, животное или машина. Боль есть боль. Вне всякой зависимости от того, кто ее испытывает.
Конечно, все виды отличаются друг от друга своими потребностями и интересами. То, что причиняет боль одному, не обязательно причиняет ее другому. Поэтому мы можем относиться к разным видам по-разному, но к испытывающим боль должны относиться всегда одинаково. Когда речь заходит о животных, мы видим, как они эксплуатируются на фермах, в лабораториях, в дикой природе. Кит может умирать долгих 20 минут после того, как был поражен гарпуном. Рысь может страдать еще неделю после того, как ее лапа попадает в металлический капкан. Курицы живут в клетках, где не имеют возможности даже вытянуть крылья. Животные, использующиеся в тестах на токсичность, могут биться в агонии часы или даже дни пока не умрут. 
Люди оценивают эти факты так, будто носители боли не такие же живые существа, как мы с вами. Мы относимся к другим животным не как к собственным родственникам, а как к предметам неодушевленным. Мы не можем даже представить, что можно было бы так же относиться к младенцам или инвалидам, хотя они порой менее разумны (в силу определенных причин) и менее способны к коммуникации, чем животные. Правда состоит в том, что мы эксплуатируем других живых существ только потому, что сильнее. Тогда если уже упоминавшиеся здесь инопланетяне высадятся на Землю и окажутся гораздо более сильными, чем мы, то мы без всяких обсуждений позволим им убивать нас на охоте ради увеселения или разводить нас на фабриках, или превратить в человеческие гамбургеры? Примем ли мы такую эксплуатацию в том случае, если для них она будет вполне моральной? В итоге, все сводится к простой логике. Если нас волнуют проблемы страданий других людей, нас должны волновать и страдания животных. Бессердечный эксплуататор животных, а вовсе не защитник их прав — вот кто поступает иррационально, показывая тем самым, что свой вид он ставит выше остальных. Слава богу, у всех нас есть врожденная искра понимания и сострадания. Нам надо разжечь из нее огонь рационального, обоснованного, глобального сострадания ко всем живым существам.  
У всех этих рассуждений есть, конечно, последствия. Если мы постепенно вводим животных в то моральное поле, в котором находимся сами, мы уже больше не можем эксплуатировать их как рабов. В отношении этого за последние десятилетия в европейском законодательстве достигнут значительный прогресс, но впереди еще долгий путь. Есть определенные «консервационные» договоренности, но ничего, что признавало бы интересы животных, еще не появилось на уровне ООН, например. Это должно произойти. И я верю, что обязательно произойдет.

Доктор Ричайр Райдер — британский философ, доктор психологии, профессор Тулейнского университета в Новом Орлеане (США), председатель Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными, писатель, автор книг «Painism: A Modern Morality» и «Speciesism, Painism and Happiness — A Morality for the Twenty-First Century». Последняя увидела свет благодаря издательству Academic Imprint в 2011 году.